Так получается, что в течение последних нескольких дней я все время разговариваю с разными людьми о том, зачем мы, вообще говоря, играем. Я имею в виду в высоком, метафизическом, так сказать, смысле.
Забавно, но очень многие (и не только музыканты, а и, например, артисты балета) искренне полагают, что их задача — четко и грамотно исполнить текст, а все остальное — в большей или меньшей степени проблемы начальства, будь то дирижер или какой-нибудь балетмейстер. Если, конечно, я их правильно понимаю — возможно, все они имеют в виду что-то другое?
Так или иначе, выясняется, что я со своими взглядами остаюсь не просто в меньшинстве, а просто-таки в одиночестве. Не скажу, что это меня как-то по-особенному расстраивает, но мне будет интересно посмотреть на последствия такого подхода к работе лет через пять-десять. Мне кажется, так можно потерять что-то важное, не приобретя ничего взамен.
Впрочем, это долгий разговор и начинать его прямо здесь и прямо сейчас не хочется. Поэтому вернемся к событиям балетной олимпиады в Лондоне.
Прошедший выходной, я надеюсь, не оставил после себя настолько же гибельных разрушений, насколько оставил предыдущий, неделю назад. В настоящее время нас ожидает полуторачасовая корректура «Золушки», потом прогон, а потом, не приходя в сознание — спектакль. Посмотрим, чем это кончится.
«Лебединое озеро», говорят, в некоторых газетах не понравилось — причем именно из попытки понять, в чем на самом деле заключаются претензии к нашему балету и родились все эти разговоры насчет «зачем». Ссылок на публикации предложить пока не могу, но, думаю, коллеги не дремлют. Поэтому пока — вот такой краткий выход на связь — и поспешу на встречу с прекрасным и главным дирижером. В смысле — отдельно с тем и с другим, а не с «прекрасным главным». Подробности — позже. Наверное.