Если все сложится удачно, завтра у меня появится файл с записью разговора с одним из самых выдающихся музыкантов нашего времени — виолончелисткой Наталией Гутман. Завтра же, я надеюсь, этот файл преобразится в интервью, которое будет опубликовано в ближайшем номере журнала «Музыкальные инструменты«.
В 90-х годах мы не пропускали ни одного ее концерта. Я иногда думаю, что нам невероятно повезло, что мы застали то время. Хотя, конечно, «то время» — штука сложная. Обычно так говорят о периоде 50-е — 80-е. Согласно преданиям, Ойстрах тогда играл сонатные вечера в БЗК пару раз в месяц, и зал был наполовину пустой. А еще Рихтер, Квартет имени Бородина… Ой, ну, что перечислять. Теперь, как говорится, не то. Но по крайней мере я совершенно точно знаю, что у меня есть собственное «то время». И что оно, честное слово, тоже было неплохое. Хотя не припомню ни одного выступления, например, Гутман с Вирсаладзе, когда зал не был бы полон. Что Малый, что Большой. Что, тем более, Рахманиновский.
Отлично помню один из первых (если вообще не первый) московский фестиваль памяти Олега Кагана. Врезался в память именно концерт Гутман, в котором она играла Баха и Бриттена в Рахманиновском зале. Мы с Бельским уселись на балкончике, на который вообще-то слушателей не пускают. Причем уселись не просто так, а с моим диктофоном AIWA с выносным микрофоном. Ценная была вещь, кстати… Пускать нас на балкон не хотели, но мы наврали, что Наталия Григорьевна просила нас записать. Боялись потом, что Гутман увидит диктофон и после первого отделения выпрет нас оттуда. Нас она увидела наверняка, но не сказала ничего. Запись эта до сих пор у меня на кассете есть, кстати. Надо бы на диск перенести…
И концертов тогда было много. Причем сейчас иногда кажется, что даже когда сегодня играют твои собственные герои из того времени, играют они не совсем так, как тогда. Наверное, острота восприятия притупляется. Хотя сидишь, слушаешь, думаешь об этом — а потом вдруг услышишь фразу, которая заставит встрепенуться и понять, что ничего никуда не делось: и они все такие же — для тебя почти герои какого-то эпоса. И ты все такой же — следишь за этим эпосом, затаив дыхание. Ничего не исчезает.
А готовиться к интервью легко. Знаю о ней очень много. И помню разные истории об этом поколении, которые мы подхватывали где-то и рассказывали друг другу, о Гутман в том числе, до конца не будучи до конца уверенными, правда это все или просто легенды. Что-то, наверное, правда, что-то — легенды… Спросить и узнать хочется столько, что все в журнал, естественно, не войдет. Может, сюда потом выложу еще что-то. Так, вроде, мотаешься, делаешь кучу дел, устаешь, а потом в середине ночи понимаешь: то, что будет завтра — это не работа. Это что-то, что когда-то и во сне приснится не могло, а сейчас кажется одной из немногих настоящих, нужных вещей. Нужных чуть ли не для дальнейшего существования.