В 1991 году я поступил в Мерзляковское училище и оказался в такой компании, где не ходить на концерты было неприлично. И вообще музыкой не интересоваться — не комильфо было. Хотя до того я к классической музыке, фактически, вообще отношения не имел — ну, кроме того, что в музыкальной школе учился, естественно.
Пришлось начать заниматься самому толком, и на концерты ходить научиться пришлось. Довольно быстро, кстати, и то, и другое начало приносить удовольствие.
И вот как-то в ноябре 1991 года встречаю я на улице Неждановой (сейчас Брюсов переулок) одного из своих самых близких друзей по тому времени (да и сейчас…), который весь такой на горящем глазу говорит мне: «Ты в курсе? Стерн приезжает!»
Я, конечно, кто такой Стерн тогда ни сном, ни духом — даже не знаю, на чем играет, но неудобно же — видно, что человек в восторге… «Да ты что, — говорю — правда?» В общем, выяснилось, что в декабре — «Декабрьские вечера» и все такое…
Как мы доставали билеты, лезли через окно БЗК, и все другое прочее — это надо отдельно рассказывать. Кстати, этот друг мне много позже признался, что считал меня большим знатоком (ровно как и я его тогда), кто такой Стерн не знал тоже и внимательно следил за моей реакцией. Детский сад…
Сейчас-то я понимаю, как нам повезло, что тогда, в самом начале, скажем так, карьеры, нам довелось услышать Исаака Стерна — наверное, последнего из плеяды тех самых великих скрипачей. Какое было счастье, что он играл тогда и с симфоническим оркестром, и камерные концерты, насколько бесценным был его мастер-класс.
Подробности, может, и не запомнились — все же лет было мало, а впечатлений именно в тот год — огромное количество. Но ощущение того, что этот человек вместе с умом вежливостью, тактом, чувством юмора и всеми остальными замечательными качествами, присущими ему, несет в себе какой-то фантастический заряд, который (особенно тогда) словами описать не было никакой возможности, но который не просто чувствуется, но оставляет в тебе ощутимый след на всю жизнь — вот это запомнилось четко.
Я нарочно подчеркиваю, что был тогда совсем «зеленый» и не знал ничего. Собственно, это был первый раз, когда какой-либо человек произвел на меня впечатление такой силы.
Только потом я узнал, что Стерн — не просто выдающийся музыкант, но и, без преувеличения, большой политик, и бизнесмен, да и просто, как многие без обиняков говорят — мафиози. Разумеется, он нес в себе не только хорошее — не зря Ларошфуко говорил, что «только у великих людей бывают великие пороки». Но то, самое первое, впечатление не перебить было никаким впоследствие приобретенным знаниям.
Я очень люблю и Ойстраха, и Когана, и Менухина — но просто Стерна я видел и слышал сам, к тому же несколько раз. Видимо, поэтому его игра для меня — особенная, и поэтому с начала сезона я все-таки начну публиковать перевод его книжки. Частями, естественно.
Кстати, волшебное впечатление произвела пресс-конференция перед его гастролями уже в 1997 году. Опять-таки, жалею, что мало помню, и корю себя, что не сохранил запись. Но к тому времени я уже много чего слышал, и, в общем-то даже уже смел высказываться о музыке публично. И перед тем его приездом очень волновался: возникнет ли то же впечатление снова, или то, что было в 1991 году — просто восторженность молодости, излишняя впечатлительность по незнанию?
Впечатление возникло. Более того, оно возникло не только на пресс-конференции, но и на концерте. Более того, наверное, именно тогда я понял, что нужно учиться смотреть в корень, пытаться увидеть суть в любом исполнении и тщательно взвешивать слова, обсуждая чью-либо игру.
Когда я говорю о Стерне, как о бизнесмене, я, в общем, не кривлю душой. В деньгах он толк понимал, как и в политике. Собственно, именно умение считать деньги и договариваться с людьми помогло ему в 60-х годах спасти от разрушение Карнеги-холл. Да, кто не знает: была в истории Нью-Йорка такая тема, хотели порушить всемирно известный зал. И именно Стерн смог, с одной стороны, уговорить тех, от кого это зависело, не совершать такой ошибки, а с другой, найти деньги на то, чтобы зал вышел из кризиса…
Ну, это тоже отдельная история — к концу осени доберемся, я думаю, в книжке про это отдельная глава.
Но я к чему про бизнес-то. В курилке сегодня вспомнил анекдот про гобоиста, которому говорят «ля» давать, а он отвечает: «Извините, а вы просите или заказываете». А мне в ответ напомнили как раз историю про Стерна.
Он куда-то приехал играть концерт, что ли, Брамса, и на репетиции гобоист (видимо, устал очень) дает «ля» какое-то дико высокое. Чуть ли не 445. Ну, все так удивились. Он дает еще раз — еще выше. Ну, не его день. Еще раз — еще выше. Лажа полная. Стерн на это все смотрел, потом говорит: «Слушайте, ну, когда дойдет до 448 — надо продавать!»
Солист оркестра Большого театра, основатель MMV.Ru, ForumKlassika.Ru, ClassicalMusicNews.Ru.
Спасибо, замечательно передали то настроение, которое тогда было! Я в те годы учился на физтехе, и все точно также переживал — и в зал БЗК через окно туалета лазил :)). О Стерне я к тому времени знал из книжки -воспоминаний-интервью Кирилла Кондрашина. Он о Стерне очень особенно отзывался, как ни о каком другом скрипаче. Помню, на первое отделение в БЗК (концерт Моцарта №3 ) не попал, а второе (концерт Бетховена) просидел на корточках (на лестнице не было места). Тяжело было, но зато слышно хорошо — у самого края балкона. Помню, первую часть он, видимо, нервничал, и было много технических ‘неполадок’, зато вторая и третья … — слов нет, как хорошо играл.
Но больше всего меня поразило исполнение сонаты Франка на Декабрьских вечерах. В середине третьей части я, кажется, забыл, где нахожусь. Когда сам Стерн пишет о ‘золотой ауре музыки’, которую он ощущал во время игры Сигети — это, наверное, то-самое, что я пережил во время этого исполнения (хоть и не люблю слова ‘аура’).
Есть еще один музыкант, который поразил меня с такой же силой, как Стерн — это Виктор Третьяков. К сожалению, в Киеве вряд ли удастся когда-либо еще его услышать. Вот и остаются — только воспоминания, да записи. Хотя, записи Третьякова я по достоинству оценил, только раз в жизни услышав его «вживую». Сейчас я понимаю — почему. Его исполнения — не для тех, кто ищет в музыке только некий «заряд энергии», или бодрости, как угодно — наподобие сникерса. Его исполнение переливается оттенками, и надо настроится на сопереживание, чтобы уловить и почуствовать. А когда слушаешь его вживую, настраиваться не надо он действительно (Вы об этом писали в другой статье) — просто заставляет сопереживать.